Морское право в эру рабовладельческого строя
Международное морское право в эру рабовладельческого строя
В эру рабовладельческого строя торговые сношения меж странами развивались сравнимо медлительно. Море ещё не стало большой дорогой, соединявшей все страны тогдашнего мира. Все же морские связи существовали и развивались. 1-ые пробы кодификации морского права относятся к древнему времени. Они имели целью, как это было изготовлено в Родосском кодексе, либо Родосском морском праве, объединение правил, которые хотя и не были санкционированы какой-нибудь суверенной властью, но равномерно заполучили неотклонимый нрав, добровольно признаваемый негоциантами и торговцами всех наций.
Родосский кодекс, относящийся к III либо II веку до нашей эпохи, воспользовался, по-видимому, широкой популярностью в районе Средиземного моря, потому что его принципы признавались и греками и римлянами. Память о нем хранится целое тысячелетие. Компиляция его норм, сделанная во время поздней Империи, носила заглавие Родосского морского права. Это право было сведено воедино, возможно, меж VII и IX веками и применялось в районе Средиземного моря в течение длительного времени.
Так как в древнее время торговые и морские сношения не заполучили еще огромного интернационального значения, естественно, что и тогда не могла появиться потребность в установлении свободы мореплавания в качестве юридической нормы, регулировавшей отношения стран на морях. Все же некие исследователи говорят, что свобода открытого моря как понятие интернационального права появилась в древнем мире. Эту точку зрения, к примеру, высказал Л. Оппенгейм, который писал: «В древности и в преждевременное средневековье судоходство в открытом море было свободно для всех».
Но истории старого мира, напротив, известны случаи установления преимущественного либо даже господствующего положения более сильных стран в определенных морских районах.
В период расцвета могущества Рима, и в особенности в то время, когда он завладел всем средиземноморским побережьем, римляне рассматривали Средиземное море в качестве собственного озера и называли его Mare nostrum (наше море). Диониссий Галикарнасский утверждал: «Римский люд повелевает всеми морями, не только лишь тем морем, которое простирается до Геркулесовых столбов, да и океаном, как он доступен для судоходства». Выдающийся российский исследователь истории интернационального права доктор В. Э. Грабарь, писал, что «пока единство Римской империи не было разрушено, на море не было другой юрисдикции, не считая императорской». Но установление римской юрисдикции на море не сопровождалось притязаниями на владение морем, что станет соответствующей особенностью притязаний на море в эру феодализма. Римское право не отождествляло вопросы юрисдикции и принадлежности, оно их различало и делило.
Сторонники точки зрения о появлении еще в древнее время свободы использования моря в качестве нормы межгосударственных отношений обычно доказывают свои взоры ссылками на выражения римских юристов, а именно Ульпиана и Цельза (Цельзуса), которые рассматривали море как вещь, являющуюся достоянием всех людей и находящуюся в их общем использовании (maris communen usum omnibus hominibus). Вправду, Цельз писал: «Морские берега, на которые распространяется власть римского народа, принадлежат, по-моему, римскому народу; море же состоит в общем использовании всех людей». Но он гласил об общем использовании «всех людей», а не «всех народов» известного ему в то время мира.
Римские юристы не лицезрели различия в правовом положении моря и воздуха. По их воззрению, воздух, как и море, находится в общем использовании всех. Их выражения касались не отношений международно-правового нрава, а отношений, регулировавшихся внутренним римским правом. Голландский доктор Франсуа верно увидел, что римские создатели, говоря о море как общей вещи и о невозможности приобретения права принадлежности на него, имели в виду право персональной принадлежности и совсем не считали море неограниченно открытым для других народов, не считая римлян.
В силу экономических критерий развития рабовладельческого общества правосознание в то время не могло подняться до осознания необходимости провозглашения свободы морей в качестве принципа интернациональных отношений. Даже в более позже время, когда на замену рабовладельческим отношениям пришли дела феодальные, являвшиеся более высочайшей ступенью в социально-экономическом развитии общества, беспристрастных обстоятельств для установления принципа свободы моря еще не появилось.
При распространении собственной власти на морские места ни греки, ни римляне не разделяли их на какие-либо категории, похожие на «территориальные воды» либо «открытое море». Правда, временами римские цари либо другие властители огораживали отдельные участки моря, которые становились, таким макаром, их личным владением. Так, римский правитель Лев, вопреки советам старых юристов, распространил право принадлежности на моря «вплоть до пролива Босфора фракийского, так что их можно было замыкать какими-нибудь преградами». Подобные деяния станут обширно всераспространенной практикой только в следующую эру развития населения земли.
Очень любопытно также последующее приведенное Г. Гроцием заключение древнегреческого историка Фукидида (460 -400 гг. до н. э.): «Несомненно, что тот, кто занял море, не может воспрепятствовать судоходству невооруженному и мирному, а когда нереально воспрепятствовать с берега — даже наименее необходимому и поболее небезопасному проходу».
Эта мысль, развитая и обоснованная много веков спустя Г. Гроцием и его последователями, содержала внутри себя эмбрионы таких будущих понятий, как мирный проход через морскую полосу, которую прибрежное правительство может защищать с берега силой орудия, а за этой полосой — плавание, которое нужно, не будучи даже мирным. Но такому развитию событий предшествовали другие времена в истории развития интернационального морского права. Они связаны с феодализмом.